[Soumai]

Наивные придурки, верят же, что я иду в школу. Всем придуркам придурки – как можно быть такими доверчивыми?! Хотя… это мне только на руку. Юна считает, что я дежурю на вахте целый день до шести часов, но она знает, что я «часто отхожу». Мама считает, что я прилежно учусь, записывая каждый конспект и заучивая его дома наизусть. А папе вообще в этом смысле до меня дела нет.
…а через пару дней до этой кретинки допрет и она устроит мне истерику по поводу того, что у нас дежурство не на этой неделе. Будет угрожать нажаловаться маме. Кто родил мне такую сестру?!
Да ладно. Все идиоты. Все. Я давно поняла, что хождение в школу по понедельникам – бессмысленное занятие. С третьего класса я поняла, что миссис Джоерс – полная идиотка, старая и дряблая, способная только читать лекции со своим коронным шепелявым «р», больше похожее на «лг». Одна перекличка – и я попросилась выйти. Вышла с сумкой и больше не вошла. А она и не заметила. С пятого класса мне попалась более строгая классуха, идиотка мисс Лекруа. Она разговаривала с нами исключительно на французском, если не считать того, что она была биологиней. Она самодовольно улыбалась своим «талантам» говорить на этом языке бегло, и гордилась тем, что ее никто не понимал.
Одного «Я хочу пройтись пешком» хватит на то, чтобы пойти вообще в противоположную от школы сторону, и никто не заметил.



Никогда меня еще не палили. И не спалят. Я слишком хороший мастер маскировки. Сколько раз я была буквально нос к ному с мамой в торговых центрах, когда я прогуливала! Она видела меня, но думала, что это какая-то левая девочка. А приходя домой, говорила – «Мейз, знаешь, я видела девушку, очень похожую на тебя!». Пхах. Тупая ослица. Ее любви хватило бы на весь город, но нет, ее наивность распространяется только на нас с Юной. А жаль.
Я пошла в H&M. Он точно не для отбросов. Я хожу только в те магазины, что подорожали, и никогда не покупаю вещичек с распродажи. О нет, о нет. Моих доходов хватит на платья, каких и не появилось в магазине. А уж взять из маминого кошелька пару штук – так и подавно. Она даже не заметит.
Я ходила идеально, моя осанка – лучше всех в школе. Меня подметил какой-то чувак с темными очками набикрень и модно взлохмаченными волосами, сказал пройдись так, так. И теперь я подрабатываю моделью.



Сначала все было бескорыстно, пока требования не удвоились. Я стала спать с ним, как минимум, три раза в день, порой и у нас дома, порой и на маминой кровати. Это так мило – милашка-красавица Мейзи Канберри, которой недавно стукнуло шестнадцать, трахается с дядькой из модной индустрии. Мамаша гордится – ее Мейзи такая хорошая, в футбол играет, она модель, и учится на отлично, а сама не знает, чем занимается Мейзи утром, днем и вечером. Когда я прогуливаю, я сижу у этого придурка Шона (так его зовут). Точнее, лежу. Волосы взлохмачены, Шон где-то под одеялом, и каждый день – новое нижнее белье – от бэйби-кружев до латекса с кожаными сапогами.
Мне завидуют, меня любят.



К сожалению, нехотя мне приходится вылезать из кабинки, которая вся испачкана не буду говорить чем; в магазине долго не протянуть, это определенно надоедает, Шон побежал «по делам» (вернее, по любовницам), я же пошла куковать дальше. Два из шести часа отсижены, осталось всего четыре. На последний опять пойду к Шону.



В клубе ко мне пристала Тара де Буи – страшная как танк, со слащавым лицом и голосом, больше похожая на креветку, чем на девушку. Пафоса в ней больше, чем в моей однокласснице, которая безуспешно настраивает всех против меня; как можно пойти против той, что ежедневно появляется в топике, с открытым пупком, в короткой черной юбке и чулках? Зато я в форме – белый верх, черный низ – и пусть хоть кто-то попробует мне что-то сказать. Но не в этом суть. Тара считала себя неформалкой, скейтером и крутой роллершей. Но она двигалась хуже курицы в человеческих коньках, а курицы не умеют летать. К сожалению, с этой идиоткой мне пришлось долго общаться, да еще и кататься с ней. Позерша предлагает посмотреть, кто кого обгонит, футболистке.
Хорошо, что совсем скоро Шон заехал.



Вечером маманя приперлась с работы. А зря. Довольная, как слон – ее опять повысили и она счастлива до изрыгания бабочками изо рта, которые накопились у нее в животе.
Правда, часов в десять, после ее небольшого перерыва на сон, случилось то, чего никто не ожидал. Она подозвала меня и спросила:
- Как прошел день в школе, Мейз?
- Прекрасно. Лучше, чем у тебя на работе.
- Может быть, может быть… И как часто у тебя так прекрасно проходят дни в школе?
Я молчала и не понимала, к чему она клонит.
- Да ладно тебе, - продолжила она. – Все знают, что тебя не было в школе. Ходила на кружок рисования, а, Мейз? Или подрабатывала воспитательницей в детском саду?
«ТолькобыонанеузналаоШоне», - скороговоркой думала я, а сама продолжала молчать.
- Иди к себе в комнату, - отрезала она. – И каждый день я буду теперь звонить в школу и спрашивать, приперлась ли ты туда или нет. Кредитки тебе не видать.



Она удалилась, а я осталась ошарашенная; зная ее, я понимала, что она совсем скоро забудет о звонках, правда будет еще какое-то время проверять все уроки. Она взяла пару выходных, так что все грязные дела придется делать на квартире у Шона. Ладно.
Юна, поди, друзей завела. Мама все пырится на нее и умиляется, мол, какая милая дочка у нее растет. Тебе бы такой быть, Мейзи, - без конца заводит она, провоцируя у меня еще большее перманентное непреодолимое желание врезать ей, побрить наголо и заставить жрать ее свои волосы.
Юнка засела в теплице (хорошо хоть, что не в моем домике на дереве, вход в который мать заставила папу заделать в качестве наказания) и болтает с этими придурками из ее философского кружка для дебилов.



Ее друзьяшки вымораживают меня не меньше, чем она; я думала, у таких куриц, как Юна, не может быть ни парня, ни личной жизни. По последним данным, Юна даже не целовалась ближе, чем в щечку. Но один раз я ошиблась, когда застала, как мило одна из ослов обнимает своего одного из ослов, а он поворачивается к ней и целует.
Ах, романтика. Они не выросли еще из розовых пони и голубых зайцев, а сзади всего этого – радуга из розовых оттенков. Интересно, а в постели они кувыркались? Или же только…



Дрянь сидит на полу и решает квадратные уровнения по алгебре. За меня. Я об этом ничего не знаю, зато прихожу в школу всегда с ВНЕЗАПНО сделанными уроками. На все это Юна поджимает еще больше свои губы-ниточки и говорит, что ей жаль меня, потому что я такая потаскуха, все успеваю, кроме уроков. И делает мне уроки из жалости.



Маманя привела с улицы кота по имени Лучик – так было написано на его ошейнике. И нет бы повесить объявление, мол, найден кот, о нет! Моей маме приспичит взять его и никуда не отдавать. Мне же эта поганая тварь божья вообще не нужна. Только лишняя забота и меньше времени.
Пойду позвоню Кастору, он обещал мне свечи и шелковое белье у него дома. Надену кружевное белье. Большего он не заслуживает. Но, признаться, в каких-то местах он хорош. Особенно вон в том. Прости, Шон.



К Лучику можно привыкнуть; он неприхотлив, играет сам с собой, правда вымораживает его настойчивость к крушениям предметов. Этой бестолочи бесполезно объяснять, таскать за шкирку и орать во все горло. Еще и мамка придет, расскажет мне, какой он хрупкий и замечательный котик, и начнет тискать, а он начнет урчать и хитро смотреть на меня. Тьфу ты, ну ты, порой он хуже Шона и Логана вместе взятых.



Правда, походы ко всем троим временно отменяются. Чертовы варежки! Собирают на себе всю долбаную грязь, а потом этими варежками еще прядь волос поправляешь! Только не говорите, что это подростковые прыщи. Я этого не переживу. Моя идеальная кожа потерпела такой ущерб, что ужас-ужас. Купон на бесплатные три коктейля взят, кредитка взята. Мамина. И похрен, что она у нее подключена к телефону и ей все придет смской обо всех тратах. Зато налакаюсь хоть с горя, предварительно нанеся пару слоев тональника, которые после пятого коктейля будут уже неактуальны. По крайней мере, мне уже будет все равно.



Не успела я прийти, отрезвленная мужественным телом Шона и снабженная деньгами на две недели вперед, папаша схватил меня за шкирку и поволок к какой-то дебильной придурковатой игре. Ставишь палочки и смотришь чтобы не рассыпались – дешевая игрушка, отхваченная на блошинке. Расставив все за пять секунд, я свалила к чертовой матери, пока не поднялась шумиха вокруг моего выреза на кофточке; на ней уже вовсю красуется белое пятно – сзади, правда. Надо бы одежду подальше откидывать, когда рядом такой человек, как Шон. А мама и так демонстративно и торжествующе говорила – «Знаешь ли ты, Антон, что наша дочь прогуливает школу?». Папа фыркал и подмигивал мне, Юна следила за каждым его жестом и неодобрительно смотрела на него, а меня и вовсе прожигала взглядом; мамаша продолжала пищать про то, какая я дрянь.



А вечерами – как в шоу мозговитых. Мама читает классику, папа читает газету, я читаю журнал, заперевшись у себя в комнате, выслушивая стучание в дверь и крики на всю квартиру, чтобы я выходила и села с ними и читала, и не смела подходить к компу; но еще хуже была игра на пианино Юны. Ненавижу пианино и все, что с этим связано. Я вообще не люблю ничего из этой серии. Гитары, вокал, барабаны – вот оно мое. Я готова за такое убить.



Очередной понедельник был проведен в компании модного бутика, сброшенной на пол сумки, примерок и покупок, а также самых разнообразных ведьм, которые тянули одеяло – то-есть меня – на свою сторону. Самое смешное, что ведьмой мне хотелось становиться меньше всего на свете.



Она смотрела на меня своим тупым взглядом, прожигая меня изнутри; от нее воняло котлом, травами с резким запахом и кошатиной. На ее одежде была кровь и черная шерсть, но увидев рядом с ней живую кошку, я все же подумала, что кровь откуда-то еще. И что через секунду кровь может стать моей.
Но она лишь хотела чего-то от меня. Тогда я просто предложила ей заткнуться и послала ее.



Светлая была вся такая благоухающая и счастливая. От ее розового мира меня тошнило, я уже была готова растерзать ее. Что эти шарлатанки ко мне пристали?! У меня что, кожа малиновая?! Оставьте меня в покое. Если от той было не так просто отделаться, то этой я просто сунула сто баксов и… и все.



Танцор брейка пришел как раз вовремя. Уличный позер, накрыл простыню своей бабушки на землю и начал – признаюсь – нехило отжигать. Он предложил за семьдесят баксов выучить его движения, и через пять минут я была лучше него.



Я всегда лучше их всех.