[Гуща]

Мое))
Появился эдакий набросок после просмотра пяти () французских фильмов о любви.

- Милочка, будь так добра, еще и чашечку за собой помыть! - фальшиво улыбнувшись, мачеха пододвинула к Лили грязную чашку со следами вчерашнего чая.
Лили было плевать, что чашка не ее, да и мыть их она не обязана. Сейчас ей хотелось просто уйти. Оставив все на своих местах, просто, тихо уйти. Но тогда мачеха нажалуется отцу и тот может рассердиться. Хотя...Какая ей была разница сейчас, сейчас, когда она только что потеряла его. И никакие радости мира не смогли бы заставить ее стать более оптимистичной и посмотреть в будущее.
Лили покорно взяла чашку в руки и поплелась на кухню, мягко прикрыв за собой дверь...
...Кран зашипел и из него тонкой струйкой потекла вода. Лили опустила чашку в раковину и провела пальцами по ее гладкой поверхности. холодная вода из-под крана фыркала и брызгалась так, что скоро руки у Ли стали совсем мокрыми и кончики пальцев онемели. Лили этого не замечала. Да хоть пусть ее обольют такой водой, только бы не мешали, не трогали, не разговаривали с ней...
...Вот и ее комната. Винтовая лестница наверх, пыльный коврик у деревянной двери со следами фломастера. Маленькая мансарда вмещала только жесткую кровать, на которой валялись тетрадки и рюкзак, дубовый шкаф в углу и Ли. На крохотном пятачке подоконника стояли цветы. Комнату освещала свечка, бросая отблески на деревянный пол и на стены. Когда Ли была маленькой, она с друзьями ао вечерам сидела тут и устраивала театр теней.
Но самой большой гордостью ее неказистой комнатки было окно. По вечерам, приходя с курсов, Лили садилась на уголок подоконника и смотрела вдаль. Под окном, на крыше прыгали птички, тут же лежала корка хлеба, которую Ли бросала каждое утро. Но вид...
Через серые трущобы с веревками, на которых бисела куча тряпья, через гнилые деревянные заборы и замусоренные дворы была видна Эйфелева башня, целая половина. Таким видом не мог похвастаться никто, живущий в старой семиэтажке в самом бедном квартале города...
Раньше...Ведь раньше все было по другому.
Как только Лили переступила порог комнаты, слезы вырвались наружу, застелив глаза. Установка "нельзя плакать, надо быть сильной" не сработала. Лили с тихими всхлипываниями повалилась на кровать и разрыдалась. Громко, во весь голос, чтобы весь этот проклятый город, который воспевали как "самый счастливый" ее услышал...Услышал ее боль!
Внезапно открылась дверь и в комнату вошла разгневанная мачеха.
- Что ты тут, как сирена, воешь! Ты мемаешь спать всем! Тебя слышно даже на первом этаже! Немедленно иди спать.
Сопроводив свои слова взмахом кулака, она удалилась, хлопнув дверью.
А Ли, не переодеваясь, с красными глазами, набухшими от слез, закуталась в одеяло и постаралась заснуть...

...

Лили проснулась от яркого света. К ней в окошко заглянула луна, осветив своим краем ее покрасневшее от слез лицо. Лили вскочила и дернула занавеску, чтобы прикрыть окно от лунного света и поспать хоть пару часиков спокойно. Но одна вещь не дала ей уснуть.
- Лили...Ли...Иди сюда...
Что? Кто это мог произнести? Наверное, младшая сестра опять решила подшутить над ее горем...
-Лили...Не бойся, я здесь...
Лили, схватив полотенце, резко распахнула окно. Но противной Эми там не было. Там стоял он. Ради которого она так плакала и сбегала из дома, ради которого перешла в другую школу...Он, такой милый и родной, с улыбкой на лице, с ясными зелеными глазами. И он явно звал ее к себе.
Это сон. Конечно же, сон. Ведь он уехал, его увезли, и он не может быть здесь. Конечно же, просто ей все кажется. Это галлюцинации от недосыпа...Но такия сладкие и приятные, но такие жалящие и растравляющие душу, как яд с медом...
Он протянул руку. И она передумала.
Свежий ветерок ударил в лицо, растрепав спутанные волосы. Глаза испуганно смотрели на него, во рту пересохло, а ноги не слушались. Но она, спотыкаясь, вышла на крышу.
Слышались звуки города. вдалеке играла шарманка, в каком-то кабаке играли на пианино, а там кто-то репетировал игру на скрипке...Теплая крыша, прогретая лучами скудного парижского солнца, радостно принимала двух гостей у себя.
Последний голубь встрепенулся и взлетел, оставив за собой перо, плавно падающее вниз. А ей все казалось нереальным. Как будто протянешь руку и наткнешься на лист бумаги, на фотографию из нереального мира.
А он все шел и шел по крыше. Она осторожно, стараясь не гладеть вниз, шла за ним. Наконец он остановился и выжидательно посмотрел на Лилию. А та была не в состоянии говорить - она была поражена красотой вечера, легким ветерком и Эйфелевой башней, сияющей в свете луны, как новогодняя елка.
Где-то вдалеке заиграли вальс. Он нежно взял ее за руку и закружил по крыше, не останавливаясь, весь находясь в простоте и элегантности вальса. Она не умела танцевать, но просто доверилась ему и кружилась, кружилась...
Он коснулся ее губ своими губами и что-то нежно прошептал. А она его не поняла. Но почувствовала туплоту его дыхания и глубину глаз, с непередаваемой выразительностью смотрящих на нее.
А за ними, словно смутившись нахождением тут, стоял крохотный столик, на котором лежали сочные персики, виноград, крубника...Два бокала с вином завершили эту приятную композицию.
Они сидели так долго. А может, одни минуту. Ведь время растворилась в этой сказочной ночи, давая им последний шанс.
Она только смогла прошептать:
- Это все как в мечте...
А он просто улыбнулся и сказал ей, взяв ее за руку:
- Так мы же в Париже, а где еще мечтать?

...

Тихо догорал салют.