С тех пор мы все чаще и чаще ночевали под одной крышей, пока не пришли к тому, что каждый наш сон делили на двоих. Я чувствовала, что наши жизни уже проникли так глубокого друг в друга, что стали неразделим целым без начала и конца. Мир сузился и сомкнулся вокруг нас, и в этом замкнутом пространстве все было идеально и гармонично. Все, что не касалось нас двоих, просто исчезло, оно было стерто, чтобы освободить место под наши воспоминания. И я не жалела об этом, ведь мне не требовалось ничего, кроме Рады. Там, где была она, все становилось целостным и значимым. И я перестала замечать своих коллег, соседей, знакомых, друзей, перестала заботиться о том, что обо мне подумают другие, или как я выгляжу со стороны. Меня не волновали не голодающие дети в Африке, ни ураганы над северной Америкой. Все это было пустое и чуждое. Мой мир сжался в уютный теплый кокон, где были мы с Радой, сладко дремлющие в ожидании чуда превращения. Мне все время казалось, что будущее таит в себе какой-то волшебный сюрприз, что-то, что принесет огромное счастье, стоит лишь завернуть за угол. Да, в то время я была счастлива.
В тот вечер, когда эта сказка подошла к концу, я гостила у Рады дома. Как это часто бывает, Рада что-то читала, сидя на диване, а я играла в свою старенькую, но все еще любимую, приставку. И, может, со стороны казалось, что каждый занимается своими делами и внимания друг на друга не обращает, это было не так. Где бы мы не находились, между нами оставалась натянутой прочная нить, связывающая наши души. И даже не одна. Чем больше времени я проводила с Радой, тем больше их становилось, это из них был свит тот кокон, в котором я жила. Лишь изредка внешнему миру удавалось пробиться сквозь плотные стены, чему я никогда не была рада.
На журнальном столике завибрировал мобильный телефон, но я не спешила брать трубку, и он медленно полз краю, видимо решив совершить суицид от горя.
— Возьми же уже трубку, — отвлеклась от чтения Рада, — это может быть что-то важное.
Я нехотя нажала на паузу. Последнее, чего бы мне сейчас хотелось, это чтобы меня насильно выволокли из нашего убежища в суровую реальность.
— Да,— ответила я резко, давая понять, что не настроена на длинные лирические разговоры. В трубке раздался голос моего отца. Кажется, он был взволнован, потому что говорил торопливо, то и дело сбиваясь. Не скажу точно, потому что после первых слов мое внимание улетучилось. Сам мозг не желал воспринимать ничего, что нарушило бы идиллию моего существования. Наблюдать за тем, как читает Рада, было куда интереснее и важнее. Ее теплый свитер, волосы, забранные в хвост, старые очки, придающие ей слегка детский вид, вызвали во мне улыбку. Ощущение уюта теплой волной разлилось по всему телу. Лишь одно мешало полностью погрузиться в это ощущение — мой телефон. Я мысленно поклялась, что больше не буду забывать выключать его после рабочего дня.
Когда голос в трубке замолчал, я коротко бросила «хорошо» и отключилась. Вполне подходящее слово для того, чтобы закончить разговор, о чем бы он ни был.
Я снова уселась на пол и продолжила играть.
— Кто звонил? — на этот раз мою игру прервала Рада, что ничуть меня не огорчило, отнюдь.
Поднявшись с пола, я радостно плюхнулась на диван рядом с ней.
— Неважно, — я махнула рукой, давая подтверждение тому, что этот звонок был сущим пустяком, — давай посмотрим тот фильм, что я вчера купила. Мы давно уже не устраивали себе приватный киносеанс.
Я потянулась за пультом, лежащим рядом на диване, но Рада меня остановила.
— Нет, я хочу знать, кто это звонил и по какому поводу. Чувствую, это было что-то важное. Ответь мне.
Ее необъяснимый интерес к тому, что не имеет никакого отношения ни к нам, ни к нашему дому, ни к нашей жизни стал меня раздражать.
— Да что ты пристала? Я уже сказала, что это не важно. Я уже и не помню, кто это звонил! — мой голос звучал чуть громче обычного, чего еще ни разу не случалось, Рада никогда не раздражала и не злила меня до этого момента. Тем более что я действительно уже не помнила, кто и почему мне звонил, да и не хотела вспоминать. — Пойду, заварю себе чай, — бросила я вставая. Мне хотелось быстрее закончить этот бессмысленный разговор.
Но Рада не дала мне выйти из комнаты. Она догнала меня и развернула лицом к себе, успокаивающе взяв мои ладони в свои.
— Просто скажи, кто это был, хорошо? И мы закончим этот разговор.
— Ладно, — чувства мои уже успокоились, и я взяла телефон, чтобы посмотреть имя звонившего. Лишь бы быстрее покончить с этим. Мне хотелось заварить крепкий чай, запастись печеньем и начать смотреть фильм. — Так, это был мой отец. Видишь? — я развернула экран к Раде в доказательство. — Теперь мы можем сесть за кино?
Но кажется, Раде этого было мало. Она смотрела на меня с таким беспокойством, какое я еще никогда в ней не видела.
— А что он тебе сказал, что он хотел, ты помнишь?
Я покачала головой отрицательно.
— Раз не помню, значит ничего, стоящего нашего внимания и не было.
— Я хочу знать, — хоть голос Рады и дрожал, я понимала, что лучше выполнить ее просьбу.
Но все мои воспоминания, не касающиеся нас, были словно покрыты липкой мутной пленкой, не дающей их рассмотреть. Эта пленка была похожа на сети паука, туго обвивающие все уже ненужные мысли и чувства. Но для Рады я должна была сделать над собой усилия. Как не противно было касаться и разрывать эти липкие нити, мне пришлось.
— Он звонил сообщить, что маму увезли на скорой. Какой-то приступ боли у нее там случился. Я не помню уже подробностей, — машинально отряхнув руки от липких воображаемых нитей, я обиженно села обратно на диван. Да какая ей разница, что там было нужно моему отцу? Меня это никак не касается, а значит, и для нее не может быть важным.
— И тебя это не беспокоит? Ты совсем не волнуешься? — задал Рада очередной странный вопрос.
— С какой стати? — я коротко рассмеялась нелепости ее предположения. — Это же не наше дело.
— Понятно, — голос ее зазвучал совсем тихо, он был переполнен каким-то странным для меня чувством, которое очень беспокоило меня, но я никак не могла узнать его.
Рада кивнула и, взяв книгу, оставленную ею раскрытой на диване, отошла к шкафу. Поставив ее среди остальных, она некоторое время выравнивала и без того стройный ряд книжек.
Я не понимала что происходит, и просто стояла и ждала. Затем она обернулась. По ее щекам текли слезы. И я, наконец, узнала это чувство, что растекалось по комнате, пропитывая собой стены и пол. Это была боль.
— Уходи, — сказала Рада четко и уверенно, — уходи навсегда и не возвращайся, я больше не желаю тебя видеть.